Картина мира перекошена

Олег Буклемишев
к.э.н., директор Центра исследования экономической политики,
доцент кафедры макроэкономической политики и
стратегического управления экономического факультета
МГУ им. М. В. Ломоносова



Вопреки установленному курсу на суверенитет российская экономика стала гораздо больше зависеть от внешних факторов. Раньше круг этих факторов был очерчен и все уязвимости известны, как, например, углеводородный сектор, где мы сильно зависим от колебаний мировых темпов развития и уровня спроса на наше сырье. Теперь же мы во власти все новых санкционных ограничений, которых в общей сложности введено в действие уже свыше 12 тысяч, а также вызванных ими последствий. На них не только повлиять нельзя, но и предсказать-то довольно сложно.

Тем временем заявленный в качестве цели технологический суверенитет — это фантом, который в современном мире не может себе позволить практически ни одна страна. Все существуют в тесной связке друг с другом, и даже ведущие технологические державы будут себя чувствовать уязвимыми, если в одночасье отрезать каналы их взаимодействия с окружающим миром. Тем более это относится к России с ее небольшой и несложной по мировым меркам экономикой. Советский Союз на технологическом уровне сорокалетней давности еще мог себя обеспечить в замкнутом пространстве, но не без помощи социалистического лагеря и операций по обходу действовавших эмбарго (тогда это еще не называлось параллельным импортом). С той поры и технологии ушли далеко вперед, и глобализация прогрессировала — особенно интенсивно в последнее десятилетие прошлого века и в начале нынешнего, поэтому сегодня многие передовые индустрии немыслимы без тесной кооперации. Даже США, первая экономика мира, если замыслит вдруг играть в технологический суверенитет, непременно выяснит, что чего-то важного ей все же не хватает. Вторая мировая держава, КНР, это уже на себе почувствовала после введения со стороны США строгих ограничений на продажу чипов для суперкомпьютеров.


Представляется, что жизнь людей, принимающих решения, течет в двойном измерении: жесткая риторика — про будущее, которое станет совершенно другим, но описать которое невозможно, сосуществует с тихой надеждой на нормализацию и откат к привычному образу жизни. Да, он уже не вернется в прежнее понятное русло, но остановиться и предпринять усилия по сохранению островков того, что еще не погибло, все равно не поздно.

Стратегическое будущее из жесткой риторики пока не существует, мучительно складываясь на наших глазах, и не факт, что с трудом нащупанное со временем равновесие станет устойчивым. Нарушить его способна любая вновь введенная санкционная мера, либо решение крупного иностранного бизнеса. Путь, названный структурной трансформацией российской экономики, — сложный и непредсказуемый. Поскольку людям свойственно бояться неизвестности, точки, к которой мы придем, боятся и те, кто разделяют выбранный вектор движения, и те, кто нет. И, как минимум, эта точка абсолютно точно математически не может быть лучше той, в которой экономика не была опутана на нынешними ограничениями и издержками. «Мы не знаем страны, в которой живем», — сказал в свое время Юрий Андропов. С тех пор мы знать ее лучше не стали. Как экономика реагирует на внешние импульсы, куда перетекают ресурсы под их воздействием — очень сложный и не вполне понятный процесс. Много неожиданностей может скрываться на этом пути.

Текущие процессы в экономике, когда трудовые, материальные, природные, финансовые ресурсы в соответствии со структурной трансформацией перераспределяются между макро- и мезосекторами, — сложные и неуправляемые, у каждой отрасли и предприятия свой режим приспособления. Большой переток людей и капиталов начался в 2022 году как управляемый государством процесс — в ВПК, инфраструктуре, военной деятельности — но далее под воздействием этих импульсов и внешних ограничений вовсю заработали рыночные механизмы. Ниши, освобожденные иностранным бизнесом, активно заполняются отечественными компаниями и китайским импортом, меняются экспортные направления, контрагенты, материалы и комплектующие, а также формы расчетов. На месте ушедших крупных игроков — множество малых и средних бизнесов, нашедших свою нишу — параллельный импорт, средство расчетов в котором — не юани, а «токсичные» валюты, что подстегивает спрос на них. Даже российский нефтеэкспорт изменился до неузнаваемости: здесь и огромные дисконты, и теневой танкерный флот, и перевалки, и выключенные транспондеры, и неожиданная Индия, и ее рупии, которые со времен СССР некуда девать. На чем будет специализироваться российская экономика, что сможет предложить миру после нефти — самого большого по объему рынка товара на планете? Отказ от экспортной специализации на нефти неизбежно ведет в иную систему экономических координат. Как, скажем, в этих условиях будут финансироваться будущие импортные закупки, ведь их возвращение к уровням конца 2021 года, по сути, уже произошло?

Россия не может жить в отрыве от остального мира, который для нас — естественная среда обитания. Глобализация — не придуманный феномен, а единственный способ существования современной цивилизации, этот процесс может менять интенсивность, но не может быть остановлен. Нежелание или неумение договариваться не отменяет необходимости взаимодействия. Железного занавеса пока нет, и хочется верить, что возвести его заново невозможно, а значит, нужно искать новые формы соприкосновений с окружающим миром, и по всей видимости, проходить они будут уже не через газопровод.

Иностранный бизнес значительным числом сидит на заборчике, наблюдая, как в 21 веке через заднюю дверь вдруг возвращается геополитика 19 века. Кто из них годами, кто десятилетиями удобрял свою делянку, а теперь «уйти нельзя остаться». Но кому-то просто невозможно вести бизнес в нынешних условиях, на кого-то оказывается серьезное давление со стороны акционеров, партнеров, конкурентов, публики, Украины. На этом фоне заключаемые опционные сделки с правительством России — тоже вера в то, что через несколько лет что-то здесь щелкнет в обратную сторону. Банкам уйти еще сложнее — нельзя просто оставить лицензию на столе, необходимо не только урегулировать отношения с клиентами по текущим, депозитным и кредитным счетам, но и решить, что делать с миллиардными активами, замороженными на брокерских счетах. Простаивают выстроенные современные автозаводы, с конвейеров которых не сходят сотни тысяч иномарок. Калужский автокластер, однозначная история успеха, в одночасье вывернулся наизнанку, превратившись почти в Детройт. За прошедшие два десятка лет линейки значительной части автопроизводителей были локализованы — важная примета времени и свидетельство прогресса с тех времен, когда Россия завозила всю импортную автотехнику. Сегодня сектор, вернувшись на 20 лет назад, возвращается к примитивному импорту. По отчетам владивостокской таможни, за январь — июнь 2023 года оформлено свыше 130 тысяч ввезенных автомобилей — в два раза больше, чем в первом полугодии прошлого года. Это ли история экономического прогресса и суверенитета?

Бюджетный дефицит Минфин уверенно покроет как в 2023, так и в следующем году, но о дальнейшем никакого понимания нет. Так уж устроено финансовое дисконтирование, что в нем важны текущие поступления, денежное слагаемое через год еще сохраняет какую-то важность, все остальное дисконтируется практически в ноль. Точно так же в политике, в технократии, в бюрократии, да и в бизнесе длинных планов сегодня никто не строит. Проблема дефицита бюджета, как и другие долгосрочные беды, просматривается только для тех, кто, несмотря на тотальную неопределенность, мыслит длинными горизонтами. Пока же предлагаемое нам будущее сильно отличается от общепринятых представлений: либо картина мира в нем сильно перекошена, либо в нем Россия — богоспасаемая страна, которую кривая куда-нибудь да вывезет.