В зоне турбулентности

Рынок прямых инвестиций замер в ожидании лучших условий

Сергей Жданов, 
генеральный директор «Новой инвестиционной группы»

О российском рынке прямых инвестиций нельзя говорить вне общемирового контекста. А глобально мы видим, что нет четкого драйвера процессов, происходящих на финансовых рынках. Нет четкой уверенности в том, будет ли рост, где он будет и какие структурные процессы приведут к нему. Cоответственно, вырисовывается непонятная ситуация отсутствия векторов развития, с одной стороны, и низких, а где-то даже и отрицательных процентных ставок — с другой. 

Можно сказать, что регулятор подталкивает инвесторов к осуществлению каких-то операций — будь то ценнобумажные или прямые инвестиции. Но получается парадоксальная вещь: инвесторы готовы размещать средства на депозитах под отрицательную процентную ставку, то есть де-факто отчислять комиссию за сохранность денежных средств, но не идут на рынок инвестиций под страхом смертной казни.

Почему? Потому что нет уверенности в модели глобального экономического роста — как он будет структурирован, чем будет вызван, какие секторы будут чемпионами, где будет сосредоточен основной потенциал. Рисков на этом переходном этапе очень много, но много и возможностей, которые при этом очень трудно описываются в стандартных финансовых моделях.

Что мы видим сейчас? На очень многих рынках мы видим overcapacity — так называемое превышение производственных мощностей над необходимым уровнем. Это глобальная проблема в машиностроении, в добыче полезных ископаемых и многих других отраслях. Конечно, инвестировать денежные средства в создание новых производств, в реструктуризацию, понимая, что есть риск затоваривания, — мягко говоря, неправильно. И инвестиции не идут.

С другой стороны, есть «мегауспешные» проекты с точки зрения привлечения инвесторов — компании так называемой новой экономики: Facebook, Uber, SpaceX, Tesla, — которые делают попытку изменения финансовых моделей существования предприятий, но де-факто являются убыточными и генерируют отрицательный денежный поток.

Весь оптимизм инвесторов сейчас держится только на том, что «эти компании гораздо лучше будут понимать, как будут зарабатывать деньги, чем те, из старой экономики». Но получается, что они и в старой экономике пока не успешны, и не понятно, совершится ли их переход в новую стадию, когда эти компании станут прибыльными. При этом компании, которые живут не для текущего зарабатывания денег, а для каких-то других целей, — достаточно многочисленные, и они дают дополнительную нагрузку на компании старой экономики, конкурируя в части ценовой политики. Конкретный пример — «уберизация» такси, в результате которой старые таксисты недополучают прибыль, а новых спонсируют инвесторы, которые фактически дотируют убыточную деятельность Uber. Мы наблюдаем это в машиностроении у многих предприятий. В некоторых странах это вообще целенаправленная политика для сохранения промышленного потенциала.

Мы действительно находимся в зоне турбулентности — трясет, облака кругом, и куда вытянет — не понятно. Говорить о каких-то перспективах рынка прямых инвестиций в такой среде очень тяжело. А у нас в стране это еще усугубляется экономическими и санкционными рисками, а также отсутствием иностранных инвесторов, которые до 2008 года были основным драйвером роста. На рынке прямых инвестиций всегда должен присутствовать покупатель, которому можно принести собранный и подготовленный актив. Такая модель работала — люди консолидировали предприятия, выстраивали потоки в расчете именно на присутствие западных инвесторов во многих отраслях экономики — и в электроэнергетике, и в производстве продуктов питания, и в других отраслях. Сейчас получается, что нет иностранцев — нет конечной цели. Мы оказались дезориентированы. Зарабатывать деньги в текущем режиме крайне тяжело. Высокие процентные ставки, нестабильность курса подводят к тому, что нужны инвестиции в оборудование, развитие технологий, кадры, экономику. Но при этом нет возможности для выхода через 3—5 лет. И это настоящая проблема для финансовых инвесторов.

Рынок прямых инвестиций находится в турбулентном состоянии, и нельзя сказать, когда он приблизится к точке бифуркации, когда все станет ясно. Потому что не ясно, где можно встроиться в глобальную цепочку поставок, чтобы заработать свою маржу. Компаний, которым это удается, — единицы, может быть, десятки по всей стране, а для того чтобы индустрия прямых инвестиций работала, их должно быть сотни и тысячи — маленьких цепочек, которые встраиваются в глобальные поставки.

Что из этого может выйти? Российская экономика достаточно мала по сравнению с китайской, европейской и т. д. Мы, к сожалению, в данном случае не драйверы, в отличие от политических процессов, а скорее баржа при буксире. Глобально перед миром сейчас стоит выбор из двух моделей развития: либо дальнейшая глобализация с перестройкой многих хозяйственных, информационных и валютных механизмов, либо ступор или провал идей глобализации и переход к регионализации. Думаю, в течение 2—3 лет будет понятно, куда это идет. Нужно ловить ветер и быть готовыми встроиться в эти новые экономические структуры. Тогда станет ясно, кто кого будет покупать, — мы турок, или они нас, или США все купят, или Япония к нам зайдет. Отрадно заметить, что предварительная работа не заканчивается. Многие офисы инвестбанков и иностранных фондов прямых инвестиций, в том числе с государственным участием, не закрываются. Например, японцы очень системно подходят к вопросам инвестирования. Совершенно очевидно, что у них политический тумблер переключился на развитие отношений с Россией и есть очень большой интерес. Отношения с Японией, Китаем, странами Юго-Восточной Азии и некоторыми государствами Восточной Европы — это тенденция к регионализации, которая несет массу плюсов для России. Но если глобальные тенденции будут превалировать, то мы будем сильно зависеть от политических процессов и от того, что случится в Америке.

В сложившихся условиях мы делаем то, что возможно, в тех отраслях и секторах, которые нормально себя чувствуют, прежде всего это сельское хозяйство, логистика, производство нового оборудования. Желания продавать активы по бросовым ценам у нас нет. Да, горизонт выхода увеличивается, но лучше мы поработаем над ростом и оптимизацией активов, поймаем тот ветер, который будет дуть в наши паруса, и решим свою задачу. Думаю, так сейчас говорят многие управляющие прямыми инвестициями, задача которых — не просто вернуть средства инвестора, но и заработать.